Балансируя на мысках, девушке удалось без особых потерь перебраться через несколько ступенек, волоча за собой чемодан. Кажется, почти все в доме вымерли или делали эдакий вид. Изредка попадающиеся сонные незнакомцы, кивающие в знак приветствия, проходили мимо, попеременно потирая: то бок, то голову, - то прикрывая рот ладошкой. Мысли о помощи ближнему своему никак не могли поселиться в их, еще сонных и не окрепших, головах, потому Юби продолжала свой путь, продолжая улыбаться и пыхтеть, перетаскивая злополучный чемодан, который пожелала доставить лично. Стоит признать честно, - она попросила менеджера о том, чтобы именно этот чемодан по прибытии был вверен ей в руки, и никто не смел к нему прикасаться. Столь ревностное отношение говорило о многом. Например, о том, что она поступила, поменьше мере, глупо. Кто в здравом уме и светлом рассудке решится на авантюру в несколько десятков ступенек и беспрекословном: я сама его донесу, мне не сложно? «Не сложно» оказалось на деле довольно не простым, когда Юби осознала всю ситуацию, столкнувшую её и лестницу лицом к лицу.
На поле боя выживает сильнейший и глупейший, а еще лучше, если эти два понятия сложатся воедино в одном человеке. Тогда будет прекрасная комбинация. К сожалению, Юби не обладала устрашающей силой, что разгоняла бы всех обидчиков на несколько километров. Нет. Она, напротив, прилагала неимоверные усилия, дабы на втором этаже не сдаться и не рухнуть под первой же попавшейся дверью и оказаться под прицелом сотен камер. Правда, первая попавшаяся дверь и не дала бы ей оной возможности. Из неё уже выскакивало нечто/некто, перепуганное, все в пене и не видящее ровным счетом ничего. Парня явно что-то очень сильно напугало, устрашило и заставило вылететь из комнаты почти в чем мать родила (прилагающееся полотенце болталось на пояснице и вот-вот готово было упасть). А его причитания: о вселенском оке, зле и «я могу спокойно помыться», - кому-то, кто остался в комнате, заставили Юби и вовсе отскочить от паренька на несколько метром. Удариться не ударилась, а вот чемодан звонко хлопнулся, заставив чудо в пене обернуться и просверлить в ней дырку еще до того, как они встретились взглядами. Скорее всего, потом ей станет совестно за то, что так рассматривает парня, стоящего напротив и хватающего ртом воздух, пытаясь замаскироваться в тающей пене. Она обязательно будет себя поучать, что следовало извиниться, поклониться, схватить чемодан и взлететь на третий этаж. Но это будет потом, а сейчас.… Она кивает в знак извинения, не нагибая корпус, и ведет плечами.
- …со всеми бывает, да и я сама виновата, – дружественной улыбкой и потупившимся взором на чемодан. – Не подскажешь, где комната номер 17? Мне сказали на третий этаж…но… - Юби старается не смотреть и так на потерявшего дар речи парня. Вместо этого пытается куда-то деть руки, - вцепляется в ручку чемодана пальцами, которые наверняка побелели, - неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Бессвязные попытки, указания нужной траектории движения и хлопнувшая дверь с обещанием скоро увидеться, ведь на одном проекте, - оставляют Юби посередине опустевшего коридора и в шоке от самой себя, ситуации и «глупая, вот только приехала, а уже напоролась на приключения». Она ненавидела такие неловкие ситуации, в которые обязательно, с периодичностью раз в несколько месяцев, попдала. Сейчас путь отступления был открыт. Щеки горели, а в голове так настырно и упорно звучали слова менеджера: «Не напортачь там, Юби. Не напортачь», - покуда она взбиралась с чемоданом на третий этаж.
На часах едва ли больше семи утра, - но светлеет позже, чем летом, - первые лучи солнца лишь только-только прорываются сквозь темноту, оставаясь незамеченными по дороге из аэропорта на Чеджудо. Юби переводит взгляд на сжатое в руке письмо и сверяется с номером двери напротив. 17. Она стучит, но не дожидается ответа. Даин как-то правильно сказала, в сотый раз возмущаясь из-за тихого стука сестры, что в их семье плохо с ощущением личного пространства. Глаза за считанные секунды привыкают к полумраку. Немного непривычному из-за ослепляющих ламп, что расположены во всем доме.
Юби перетаскивает чемодан и пытается отыскать включатель, чтобы не возиться в комнате и не споткнуться о раскиданные вещи. Попытки одна за другой проваливаются, и девушка шипит себе под нос: «кто так строит?» - пока до неё не доносится тихое посапывание и скрип кровати. На несколько минут она замирает, перестает вдыхать воздух и прислушивается к звукам, доносившихся из глубины комнаты. Вся ситуация похожа на ужастики. Сейчас обязательно кто-нибудь выбежит с бензопилой и начнет мочить всех направо и налево или жестоко расчленит её ножиком, а может… Фантазия успевает нарисовать сотню возможных вариантов развития событий, но конец у всех один – смерть. Жестокая и беспощадная.
Она переводит дыхание и поворачивается. Самые смелые желания не сбываются. В комнате никого нет. Во всяком случае, того, кто прямо бы сейчас набросился на неё с топором. Потому она вздыхает с облегчением, осматривая все вокруг: две кровати, шкафы, прикроватные тумбочки, разбросанные чемоданы, которые еще не были разобраны и тапочки, покинутые всеми и бездомно стоящие рядом с ближайшей кроватью. Весь фильм ужасов сошел на нет, когда кто-то еще раз повернулся на кровати и что-то нечленораздельное промычал или просопел. Юби так и не смогла уловить сути вещей и ощущения, сковавшего её за несколько шагов от кровати на которой кто-то мирно покоился и видел сотый сон. «Не стоить беспокоить спящих. Ну, куда ты идешь? И взглянуть одним глазком на свою соседку…Юби, что за чу…»
-Убин? – тихо, но внятно, наклонившись над парнем, произнесла девушка. «Да не может этого быть!» - где-то глубоко внутри возмущалась подсознание то ли радуясь, то ли бушуя. Как-то все не складывалась, не срасталось. – Убин? – Последнее было произнесено на тон громче, после чего последовал тычок в бок или в руку. Она так и не разобрала куда, поэтому тыкала на ощупь. Почему-то поверить в то, что именно здесь и сейчас, в комнате номер семнадцать спит Ким Убин и видит сны - казалось невозможным. Скорее она поверила бы, что это у неё что-то не в порядке с глазами, а может и головой, если после бессонной ночи и утреннего рейса ей уже стал мерещиться Убин.

Ненароком вспоминая свое детство,  ты неуверенно натыкаешься на воспоминания, которые давно хотела забыть. Картина маслом: Эмма Уотсон была маленькой шестеркой, которая хотела выделяться среди толпы, хотела быть звездой среди своих друзей и старалась как можно дольше выступать на сцене. Но каждый раз глаза открывались от человеческой жестокости. Каждый раз слезы от недоверия, страдания и боли где-то внутри…в районе грудной клетки. Твое тело содрогается всякий раз, когда девочки не так поняли твои слова. Но ты ведь не хочешь быть похожей на ту, что сделает все ради своей славы. Ты просто хочешь обратить на себя внимание.  Жизнь поставила тебя на место. После нескольких лет страданий и истязаний самой себя ты наконец-то попадаешь туда, где становишься реальной звездой. Звездой съемок. Звездой «Гарри Поттера». Завышенная самооценка, детский эгоцентризм, вольнодумие и самостоятельность, которая проявлялась только в выборе шоколадки. Кто ты на самом деле?
Сейчас ты стоишь перед ним и истязаешь себя душевным нищебродством. Зачем ты тут стоишь перед ним и как обычно стараешься все уладить между собой? Кому, кроме тебя, это еще нужно? Он давным-давно забыл тебя, судя по тональности, с которой он говорит с тобой. Загляни в его глаза…они наполнены безразличем и конечно же сотнями рюмок горячительного напитка. Может в нем играет алкоголь? И Он вовсе не хотел сказать именно так? Может он хочет помириться, но совершенно не знает как лучше поступить и как лучше тебе объяснить в чем дело. Его голос срывается на крик и ближайшие слушатели навострили свои ушки. Ты стреляешь в них своих испепеляющим взглядом и снова смотришь на него. Неужели ты перестала его узнавать? Да что тут такого? Лерман просто не хочет дружбы с тобой. Ему надоело твое нытье, а может он устал быть для тебя опорой, может он хочет свободы, которой ты ему почти не даешь. Обессиленная, без мыслей в голове, ты шокировано смотришь в его глаза и готова расплакаться, но держишься… держишься сколько есть мочи. Сдавливая комок в горле, сглатывая слезы, ты натягиваешь улыбку и все-равно пристально смотришь на него, будто пытаешься найти ответ в его глазах. Ведь именно так делают все разумные люди? Сказать можно что угодно и  сколько угодно, но глаза никогда не соврут. Они передадут тебе некую информацию, после которой ты примешь окончательное решение. Ударить его сейчас, накричать или просто увести с собой в тихое место, где никто не станет свидетелем ваших разборок. Душевные препирания сама с собой заставили тебя зайти в тупик.
Он кричит, обвиняет тебя невесть в чем, бьет кулаками о барную стойку. От злости ты готова сама ударять кулаками, но не о стол, а уже о его лицо. Он так больно задевает тебя, рвет клок за клоком из твоей души, бьет словами в самое сердце. А ты стоишь и мирно улыбаешься, тая в себе злобу и обиду. Неизвестно как такая мысль пришла тебе в голову. Ты однозначно больна, запущенная маразматичка и душевнобольная женщина. Ты резко хватаешь его за руку и тащишь за собой. Самая главная задача на данную минуту/секунду – увести его из этого места и поговорить там, где нет никого. Ты не знаешь…есть ли у него кто дома. Может в его холостяцкой лачуге ждет молодая дамочка, кто знает….может он успел влюбиться. Поэтому ты принимаешь решение везти его к себе домой. Не знаешь как…. На такси. Может по старым, темным улочкам. А может вызвать Реймонда. Никто не должен об этом знать. Ты на пару минут оставляешь негодовавшего Лермана у выхода, который что-то говорил тебе в противовес, который мечтал сбежать от тебя и всячески упирался. Но ты успеваешь схватить из гардероба свою куртку и пару чьих-то кепок. Надеваешь на него и на себя. И теперь кажется будто вы в безопасности. Для того, чтобы нормально поговорить нужно было отрезветь и тебе и ему, таким образом просто необходимо было устроить себе пешую прогулку до твоего дома.
Ты боишься с ним заговорить. Он даже не спрашивает куда вы идете. А сердце уже кричит от боли. Пару глотков воздуха и начало в разговоре положено.
- То есть во всех своих бедах ты винишь именно меня? Что же я такого тебе сделала, Логан? – в этот раз плакать не хочется. Откуда-то появилась смелость. Поступки твои не кажутся такими идиотскими.

Яркий с самого утра, несусветный, может и не совсем щедрый на яркие лучи, но тёплый день. Краски, звуки, запахи, всё смешивается… Солнце то спрячется за облака, то ненадолго выглядывает из-за белой пушистости, и тогда обнимает теплом, будто добрый друг положил руку на плечо; зелень деревьев и трав возвращает усталому или отчаявшемуся взору остроту, ясность. Едва уловимое жужжание, чирикание, щебетание, просто шелест листвы, далеко и близко звучащие голоса – вся эта бессвязная какофония сливается в поразительную по красоте и естественности музыку. Воздух солнечного теплого дня, пряный, сильный и удивительно живой, сам без усилий заполняет легкие, им конечно нельзя надышаться впрок, но, единожды вдохнув, его никогда, ни с чем не спутать, не забыть, и если достанет сил, или воли случая, вспомнить о нем, это непременно поможет в любом деле.
Такие дни бывают, как подарок, одинаково приятный для всех и лично для каждого, так как кто угодно, кем бы он ни был, мог без труда найти таким днем радость, утешение, или помощь. Такой, один из тех замечательных дней, когда хочется жить. Именно в такие моменты проще и естественнее всего понять что-то важное, принять решение без суеты и страха, простить старую обиду, или самому признать свою неправоту и попросить прощения. И вовсе неважно, где достался такой подарок - пусть даже на чахлом пустыре, на задворках убогого рабочего квартала, на затхлой лондонской окраине, он всё равно прекрасен.
Был прекрасен, по крайней мере, до тех пор, пока мобильник в кармане не заиграл громкой мелодией, оповещая о входящем вызове. Звонок Елены минут десять назад выбил меня из привычной колеи, поэтому, сейчас я неслась, сломя голову к особняку Сальваторе. Именно там сейчас проживала Гилберт – вполне выигрышный ход братьев, чтобы обезопасить её от вторжений всяких там Древних. Уверенным шагом я пересекала шумный переулок и сворачивала в более тихий и спокойный. Глаза следят за небольшой тенью, преследующей меня по пятам, ибо она моя собственная. Стройный силуэт на асфальте вполне заслуженно я считаю своей визитной карточкой. Тёмно-лиловые брюки  и черный жакет выгодно оттеняют мои светлые волосы, но еще лучше передают моё внутреннее «я».
Мысли занимает один единственный вопрос, что же могло снова произойти? Наша разношерстная компания снова нашла себе приключений или Клаус сделал следующий шаг? После его появления на вечеринке, посвящённой семидесятым, я всё чаще стала замечать волнение на лицах друзей, да и сама подолгу не могла уснуть, уставившись взором в белоснежный потолок. Самый страшный страх – перед неизвестностью, ведь мы не знаем, по какому месту в следующий раз ударит этот вампир. Я знаю, этот страх мучает не только меня, но все стараются не показывать своей обеспокоенности, мы боремся с самими собой в первую очередь, чтобы не убежать, оставив всё на произвол судьбы, предать остальных, как это обычно делала Кэтрин.
Мы знаем, она у него, и от этого, мне становится её жаль, даже несмотря на всё, что она вытворяла. Пятьсот лет скрываться от него, а потом вдруг остаться в Мистик-Фолсе – никто до сих пор не знает даже причины – и попасться в лапы. Ладно, пожалуй, стоит мне выкинуть подальше неприятности, свалившиеся на нашу голову, у меня и своих личных и без того хватает. Я не стала углубляться далеко и остановилась напротив одного из близлежащих многоэтажных особняков. Передо мной – массивная дверь, обитая медью, уже потемневшей от времени и местами тронутой ржавчиной, незаметной человеческому глазу. Непосвященный никогда не догадался бы о том, кто здесь живёт. Этот дом не предполагает, чтобы посторонние нарушали приватность. Мельком бросив взгляд на циферблат часов на левом запястье, я машинально отмечаю, что путь не занял много времени. За дверью раздаются голоса. Люди, ожидающие там, вовсе не люди и уже знают, что я здесь.
Дверь без скрипа открывается и я вхожу внутрь. Притворив за собой, я окидываю помещение быстрым взглядом. Оба и Стефан и Деймон выглядят какими-то недовольными, да и Елена здесь, и Бонни тоже. Я, конечно, знала, что она придёт, но мы уже так давно не виделись. Сделав решительный шаг к компании, я хмурюсь.
- Ну, что снова стряслось?

Тонкими, цепкими пальчиками, хватаясь за мою белоснежную ладонь, она бормочет что-то несуразное и вновь заливается приятным смехом. Чуть отдышавшись от быстрого бега, захватив трепетные потоки воздуха, вновь бежит на вихристую горку, забираясь на неё маленькими прозорливыми ножками. Шаг, второй, третий. Кажется, я была с ней с самого рождения, но так и не успела заметить, как эти торопливые ножки начали так ловко бегать. Не заметила, как эти цепкие ручки начали с особым упорством рвать полевые цветочки, составляя из них волшебные комбинации, и преподнося их мне. На всю детскую площадку раздаётся звонкий смех - это она катится с железной горки, размахивая маленькими ручонками, не помня себя от радости, забывая обо всём на свете. Затем вновь бежит ко мне, весело хохоча, быстро жестикулируя, не обращая внимания ни на кого вокруг. Только она и я. Сердце матери и сердце чуткой, трогательной малышки, цепко схватившей мою руку.
-Чарли, малышка, нам пора возвращаться домой. Я ведь говорила, что у нас много дел, которые нужно выполнить за сегодняшний вечер. - Нахмуренная гримаса, оповещающая, что ребёнок обижен до глубины души. Гримаса, способная перевернуть мои органы сверх на голову, пересилить себя, чтобы всё же взять Чарли за маленькую ручонку и повести по направлению к дому. Отчего я не могу это сделать? Отчего всё во мне сгорает от нетерпения отвести Чарли обратно на горку, и скатиться вместе с ней, получая заряд позитивного яркого настроения, по которому тоскует моё уставшее тело, изнывающее от тяжёлой боли во всех конечностях.
-Хорошо, дорогая. Только ещё пару раз, а затем ко мне и домой. Слышишь меня? - Но она уже не слышала, выпустив мою руку, понеслась по направлению к разветвлённому лабиринту, утопая в его радушных объятиях с тем же громким смехом. Откуда она берёт эту энергию, подскажите мне? Дайте мне источник этого счастья, чтобы я так же бегала по изогнутым лабиринтам, смеялась так громко и открыто, пробуждая затихшую улицу упрямым смехом. Разбудите меня от вечного сна под покрывалом усталости. Но я знаю одно. Мой источник энергии - вот он - бежит сейчас от лабиринта к небольшой карусели, успевая на ходу полюбоваться на небольшую пушинку, витающую в воздухе. Моя личная батарейка. Моя жизнь.
Ожидая Чарли, я успеваю сделать много дел. Нарисовать тонким прутиком большое сердечко на жёлтом песке, утекающем сквозь разжатые пальцы, когда я захватываю горсть в белоснежную руку. Признаться в любви своей дочери, прямиком на этом песке, в нескольких местах. Я бы делала это везде, где только можно: на сухом асфальте, в вагонах метро, на пустых улочкам Питтсбурга. Где угодно, лишь бы её маленькая натура поняла насколько дорога мне.
-Чарли, нам пора идти! - Складываю руки рупором, чтобы докричаться до девочки, скатывающейся по горке. Она, услышав мамин зов, бежит, сверкая пятками, обутыми в белоснежные кеды. Заливисто смеётся, берёт меня за руку, и всё во мне тут же переворачивается от этого прикосновения. Никогда не перестану чувствовать тепло, которое она излучает. Никогда не прекращу таять, когда она дотрагивается до меня маленькими пальчиками.
-Значит так, сейчас мы шагаем в магазин, закупаем продукты на ближайшую неделю, а потом дома мы готовим... - Задумываюсь, держу паузу, чувствую, как нарастает напряжение от моей интриги. - Приготовим вкусный-вкусный торт! - Она искренне улыбается - такой родной, по-детски простой улыбкой, умеющей расплавлять сердца. Я улыбаюсь вместе с ней - так же открыто, и так же несдержанно, понимая, что моя усталость уже забыта, а на смену ей пришло только светлое, подобно зимнему снегу, настроение.
Мы идём, наслаждаясь обществом друг друга. Она задаёт сотни тысяч глупых вопросов, на которые я отвечаю с большой радостью и желанием. Она расспрашивает меня о работе, рассказывает о детишках в детском садике, о планах на урок изобразительного искусства. Я слушаю её, одновременно глазея по сторонам, в поисках знакомого или забытого лица. Дочка ласково щебечет о цветах и доброй воспитательнице, а я обращаю свой взгляд на заключительную лавочку, входящую в мой кругозор. И замираю на месте. Остолбенение расползается по моему телу, Чарли замирает вместе со мной, испугавшись из-за таинственной перемены в мамином лице.
Призрак из прошлого - вот что я увидела на скамье. Человек, который, вмешавшись в мою жизнь, оставил в ней след, а потом ушёл по-английски, заставив меня обзвонить множество больниц и полицейских участков, для доказательства того, что некий Шейн Адамс никуда из перечисленных заведений не поступал. А оказывается, он просто попользовался, исчез, забыл и уничтожил сладкие моменты в своей памяти. Я - обычная игрушка для вечера, он - кабель, разведший крайне молодую девушку на постель. Я ненавидела его. Ненависть до сих пор жила в моём теле, проникая в каждую жилку, смешиваясь с потоком густой крови, и ударяясь о стенки черепной коробки. Я должна была ему отомстить ещё тогда. Поджечь газеты в его почтовом ящике, увести его собаку в другой район и оставить там, проколоть шины. Я должна была сделать что-либо ещё тогда, но я не успела... Но, скажите мне, что мешает мне сделать это сейчас?
-Чарли, дорогая, мы сейчас подойдём к одному дяде. Не бойся его. Он хороший. - Не знаю, вру я, или говорю правду - мы не виделись кучу лет, и за это время выросла не только я, но и мои планы на месть, которую я долгое время вынашивала в обоих полушариях своего мозга. Ну что же, Шейн Адамс, сыграем в злую игру под названием "месть"?
- Шейн? Шейн Адамс?- Я выдавливаю из себя всю дозу удивления, на которую только была способна. Он медленно оборачивается, и я вижу его уставшее лицо - видно жизнь поиздевалась и над ним тоже.
-Конечно, как же ты меня узнаешь, ведь ты не привык запоминать своих... - Осекаюсь на середине предложения, но тут же понимаю, что бояться нечего - Чарли убежала знакомиться с маленькой черноволосой девочкой, сидевшей на соседней лавочке. Провожаю дочку взглядом, сдержано киваю, чтобы показать своё одобрение. - Ведь ты же не запоминаешь своих подружек на ночь. А я Арманда. Арманда Вуазен. Может вспомнишь такую? Мы с тобой с немного помутневшими, от алкоголя, рассудками. Ты, говорящий мне какие-то странные слова о любви. И я, наивная дурочка, спокойно принимающая лапшу на свои уши? - Обращаю взгляд на него. Ехидная улыбка касается розоватых губ, голова склоняется чуть набок, ожидая его ответа. - Начинаешь что-нибудь припоминать?

Тело было сковано, будто бы его связали,огромная тяжесть во всем теле,словно тянула на дно. Елена не понимала,что происходило с ней. Она помнила одно,что от недостатка кислорода , она потеряла сознание под водой и после этого ее глаза были закрыты.  Что с ней произошло знал только Стефан. Он был там и  изо всех сил пытался спасти ее и Мэта. Но похоже не удалось. Елена чувствовала странную жажду. В горле было сухо. Казалось,что она хочет пить,но ей нужна была совсем не вода. Это ощущение было новым.  Она не понимала,что происходит с ней. Она не хотела ничего менять,хотела лишь жить как прежде. Но это неизбежно...
Огромное желание открыть глаза поселилось в ее голове. Последним ее воспоминанием было  ,то что она не смогла задержать дыхание еще чуть-чуть и ее легкие наполнились водой.  Гилберт снова ощутила все,огромное жжение в области легких и носоглотки, удушье и мрачное одиночество. Ей казалось,что  теперь она будет одна,навсегда.
И вот резкий вздох и ее ,застоявшиеся без дела легкие,снова наполняются кислородом. В горле тут же защипало после воды, казалось что по нему прошлись острыми лезвиями,а раны так и не спешили заживать. Сердце бешено стучало в груди,словно грозилось сломать ребра и вырваться наружу. Все тело горело и в то же время она испытывала жуткий холод. И вот Елена наконец-то открыла свои глаза. По началу она не видела только пугающую темноту и  слышала чье-то учащенное дыхание. Но она до сих пор не могла понять где она и,что происходит с ней. Она пыталась все это осмыслить,но этого у нее конечно же не получилось. Темнота исчезла и Елена начала видеть размытое изображение. Она окинула взглядом близстоящие предметы и поняла,что она была у себя в комнате. Холод и дрожь пробежали по всему телу заставляя Гилберт подняться на ее кровати. Голова ужасно раскалывалась. Девушка снова подняла глаза и увидела его.  -Стефан...- судорожно выдавила Елена.
Он успокаивал ее нежными словами и кажется у него начало это получаться. -Хэй, я здесь. Ты бредила несколько часов. -  произнес умиротворяюще Сальваторе,нежно касаясь ее руки. Но Елене это ни о чем не говорила. -Что произошло?- потребовала у него ответа брюнетка. На секунду он опустил голову и его глаза наполнились дикой печалью. Казалось,что он не хотел говорить ей,но все же сказал. -Ты попала в аварию...- тихо произнес он. Он продолжал на нее смотреть с дикой виною. Наверное он вновь чувствовал себя виноваты и сейчас больше чем прежде. Осознание реальности резко охватило голову Елены. -О боже мой...- пролепетала она. На глаза наворачивались слезы. -Мэтт, Мэтт, он...?- снова требовала ответа Гилберт. Казалось еще чуть-чуть и слезы брызнут из ее глаз. Но тут внезапно ее оборвал Деймон,произнеся одно слово, которое ненадолго успокоило Елену. -Жив...- съязвил  он. -Спроси обо всем Стефана...- в этой же манере продолжил Дей. Елена перевела взгляд на Стефана. И он подтвердил. Мэтт действительно жив. Словно огромный груз спал с ее плеч. Мэтт жив. И теперь наверное Елена была почти спокойна. Она одним взглядом поблагодарила его. Но тут же перед ней встал другой вопрос.  -Я думала,что я... Стефан, как ты...- уже спокойно говорила девушка,но брюнет снова ее перебил.  -Спас тебя? Он не спас...- грустно усмехнулся Деймон. Снова тревога поселилась в глазах девушки. Опять тысяча вопросов заползли в ее голову. Она непонимающе смотрела на обоих братьев. И тут я услышала Стефана. Я просто не верила его словам. Она не понимала как Мередит могла решать все за нее. Зачем она вылечила ее тогда кровью вампира. Но это не самое главное. Она утонула с кровью вампира в своем организме. Опять реальность ударила в ее голову. -Боже мой,это значит,что теперь я...- она не хотела продолжать. Ей было страшно. Она боялась. Глаза больше не сдерживали слез. -Нет...Нет,нет,нет. Нет... мотала отрицательно головой Елена. Чувство безысходности поглощало ее. Хотелось исчезнуть с лица земли. Лучше бы она погибла,чем стала кровопийцей. -Так не должно быть...- выдавила девушка. Она уже рыдала. Но тут она почувствовала сильные руки Стефана на ее талии. Слезы градом скатывались на рубашку к Стефану, он молчаливо обнимал ее, прижимая к своей груди и целуя в макушку, вдыхая запах волос. Ее руки все крепче сжимали его спину.  Она чувствовала,что ему было больно так же как и ей. На мгновенье она отстранилась от Сальваторе и взяла его лицо в свои руки. В его темно зеленых глазах тоже стояли слезы. -В этом никто не виноват. Ты не всесилен. И сейчас уже ничего не сделать.- голос девушки был спокойным и размеренным, она сохраняла остатки рассудка в покое, чтобы не сойти с ума. На нее выпал слишком тяжелый груз и слишком сомнительное решение. Она помнила все симптомы обращения, что были у Викки и теперь это коснулось ее. Но Гилберт не хотела быть таким же монстром, она не хотела портить чьи-то жизни и убивать невинных людей из-за жажды крови. Но теперь слишком поздно. Но Елена,она никогда не потеряет себя.

Может, прошлое  уже и не изменить, но с настоящим попытаться стоит. Стоит попытаться просто идти дальше.  Все мы привыкли идти вперед,  не смотря по сторонам, совершенно не замечая или просто делая вид, что не видим очевидного. Хотя возможно мы просто привыкли не обращать внимания, на окружающих нас людей глубоко зарывшись в себя и натянув шарфы до подбородка спрятаться за масками безразличия.  А ведь действительно кому интересно знать, что происходит с тем или иным человеком, которого ты даже знать не знаешь.  Каждый новый день тысячи людей проходят мимо друг друга, не обращая внимания, им всё равно, что происходит вокруг, если это только не касается их самих. Ведь иногда так проще: наплевать на всех, отвернуться и закрыть глаза; жить в своем маленьком ограниченном мирке и бояться впустить в него кого-нибудь – так спокойней; мы меняемся день изо дня пока и вовсе не перестаем чувствовать, превращаясь в подобие скульптур, что искусный мастер выбивает своими инструментами из холодной глыбы льда. Все мы, слишком одинаковые, живя ради целей, поставленных ради нас самих же. И ведь наверняка никто даже не задумывался. А счастье ли все это? Совершенно не хочется верить в то, что это конец, что именно это наше счастье. Целью, которого является: статус, деньги, карьера. Средствами – предательство, обман, лесть. Вспомогательными элементами  – семья, связи, пикники по выходным и телефон, который стал неотъемлемой частью нашей жизни. Хочется идти дальше, двигаться вперед, жить полной жизнью. Научится доверять людям, видеть искренние улыбки на лицах обычных прохожих. Научится просто жить как-то иначе и просто чувствовать себя самим собой. Ведь очень важно остаться самим собой для себя. Не утратив своего я.
Так может вовсе не стоит прятать в себе все то, что накопилось за долгие годы. То, что так и норовит вырваться наружу, но мы глушим это желание,  словно рявкнув на него для того, чтобы оно заткнулось.  Стоит ли стать откровенными с самим собой. Взглянуть на ситуацию как-то иначе. Или же не стоит ничего менять. Хотя в прочем, когда есть возможность что-то изменить, то почему бы не воспользоваться ею. Пускай было невыносимо больно, пускай мы сами пытались все забыть, стоит хотя бы просто попытаться.  И разве сейчас не лучший момент, выяснить все раз и навсегда. Чего ей хотелось больше всего услышать сейчас? Наверное, правду. Оправдание тому, почему же он уехал, ни сказав, ни слова, ведь столько разных мыслей посещало девушку. Много раз она прокручивала в голове все, что произошло тогда, чтобы найти хоть что-то в чем она могла быть перед ним виновата, то, чем заслужила такую честь жить в неведении. Но ни малейшей зацепки. В воспоминаниях, что так сильно въелись в память, было лишь то, как они провели вместе детские годы, играя на заднем дворе то у него дома, то у нее.  То, как годами позже они рассекали по городу на велосипедах, тот день, когда они нашли этот укромный уголок. Много всего, но самыми сильными воспоминаниями были те, что связаны непосредственно с чувствами. С той химией, что произошла между ними тогда, здесь, все на этой же скамейке, которая словно магнитом всегда притягивала их сюда. В памяти было все, первые поцелуи, записки которые Джеймс подкладывал ей в ее шкафчик. Камешки, летящие в ее окно, оповещая о его приходе. Все до мельчащих  подробностей. В особенности тот случай, который произошел так неожиданно для них двоих. Все случилось так быстро, они и опомниться не успели. Но в прочем какая разница, рано или поздно это вполне могло случиться, а случилось тогда. Ведь они любили друг друга, так сильно насколько это было возможно для подростков их лет.  Единственное чего они боялись, так это того, что родители застукают, но на остальное было наплевать. Она растворялась в нем, целиком  и без остатка, а при виде его улыбки и голубых глаз и вовсе таяла. Кажется вот она, та первая настоящая любовь,  о которой столько всего говорят. Та любовь, при которой крышу сносит, земля уходит из-под ног, а в животе бабочки летают. Это была искренняя любовь, но все хорошее рано или поздно заканчивается. Вот и для них это в свое время закончилось, может, так должно было случится.  Ведь как говорится, случайности не случайны. Назад не вернуться, то, что не сделано, не сделать, но возможно можно было сказать слова. Те самые, которые не сказали друг другу тогда,10 лет назад. Тем самым изменив не прошлое, а будущее. Ведь вот же он, сидит рядом с тобой, так близко, что ты можешь дотронуться до него рукой, заглянуть в те самые глаза, что когда-то, так же как и сейчас смотрели на тебя с радостью и заботой. Но ведь сказать хотелось так много, так много хотелось спросить. Но ни одно слово не приходило на ум. Из раздумий Дианну вывел голос Брэдли, который смеясь, говорил о том, что она тоже похорошела. Наверное, от этих его слов на щеках девушки проявился румянец. А от напоминания про ее защиту от карапузов, на губах девушки и вовсе  появилась улыбка, а потом она ни с того ни с сего засмеялась. Но потом после пары минут смеха, лицо Джеймса вдруг приобрело серьезный вид,  и произнес внезапно: Прости, что не звонил. Я не должен был так делать. Не зная, что ответить, девушка впилась рукой в край скамейки, не давая эмоциям взять верх. «Прости, но смогу ли я тебя простить, за все то, что было, вот так вот просто взять и простить?!» - подумала девушка. Наверное, не так-то просто это сделать.  Но возможно, это нужно сделать ради того, чтобы сохранить все то, что было когда-то между ними. Словно прочитав мысли девушки, он произнес почти тоже самое. Что все это ради них, ради их дружбы. А ведь он действительно прав. Помимо чувств, которые они питали друг к другу, у них была и дружба, дружба, которая длилась с ранних лет, но прервалась. «Ты должна принять решение, нет, просто обязана!» -говорила девушка сама себе.  Возможно взвешивая каждое слово, или же просто, тянув время, девушка все же произнесла решение, которое приняла почти сразу же. – Знаешь что, я просто не могу не простить тебя, я не могу на тебя больше дуться,  и я не могу больше жить с мыслью о том, потеряла своего лучшего друга, что потеряла тебя, - слова, давались девушке с большим трудом, последние слова она произнесла чуть тише, почти вполголоса который немного дрогнул. В глазах застыли слезы, готовые в любую минуту, скатится по щеке к уголкам губ, на которых непременно будет, ощутим их солоноватый привкус. Закусив нижнюю губу,   Девушка взяла Джеймса за руку, и крепко сжимая ее, произнесла: - Больше я тебя не отпущу, никогда, слышишь?! Никогда!

[align=center]- Сука.
- Что ты сказала?
- Сука, плохой, злой человек.
- Уж лучше быть сукой, чем отбросом общества. Таким как ты

Так вышло, что этот разговор плачевно закончился для девочки, что когда-то наехала на меня на вечеринке в старшей школе. Она была слишком пьяна [это никогда не являлось оправданием для сабмиссивов], и слишком опрометчива, называя меня так, и за это - поплатилась своим здоровьем. Почему? Видите ли, на моей шее - в самом начале моего взросления - чуть ниже уха проявилась идеальная чёрная звезда. Этот момент разделил мою жизнь на "до" и "после", а всех людей для меня на "равных" и "рабов". Равные автоматически становились, если не друзьями, то приятелями, а рабы.. Они всегда были рабами. Вы качаете головой и не понимаете о чём я веду речь, что ж.. тогда придётся немного напомнить вам о делах современного мира.
Вспомните историю Соединённых Штатов Америки, вспомните "рабство" чернокожих людей и гонения на них. Афроамериканцы долго доказывали свои права: на свободу, права голоса, равные права с обычными "белыми" американцами. Вспомнили? - А теперь забудьте, потому что жизнь - шлюха неблагодарная, она никогда не учит своих детей на ошибках прошлого, зато с радостью предоставляет возможность наступить на те же грабли вновь и вновь. Так вот.. сейчас эта предательская тварь позволила человечеству снова совершить ошибочный шаг, после которого настала новая эра рабства, которая оглушающей волной захлестнула весь мир. Доминанты и Сабмиссивы - новый бич прогнившего до мозга и костей общества. И я была, хотя...почему была? Я и есть Доминант.
Думаю, после этого вы поняли, почему вариант "после" нравился мне намного больше, чем вариант "до". Во-первых, теперь я  автоматом стала баловницей судьбы, королевой ситуации и этого долбанного мирка, в котором правительство до сих пор замалчивает про ситуацию доминантов и сабмиссивов. Во-вторых, я не была общей массой, которой были дети, до первых проявлений звёзд на их прелестных юных шейках. В-третьих, я теперь могла беспрепятственно общаться с теми, кто мне интересен, заниматься тем, чем мне нравится, и никто не мог мне запретить или воспрепятствовать этому. Я получала что хочу и когда хочу.

- Знакомьтесь. Это - Даррен Крисс, новый участник каста, исполнитель роли - Блейна Андерсона.

Первое время, лишь холодные взгляды в его сторону. Что произошло потом? - Я захотела, чтобы этот кудрявый парень с горящими глазами и идеальной полой звездой стал только моим. Вот так вот легко и просто. Он был лёгок на подъём, изрядно услужлив и смышлён, достаточно эрудирован и, что самое примечательное, сам пробился на съёмочную площадку уже набравшего популярность телесериала GLEE. Захотела - заполучила. И всё в моей жизни казалось слишком радостным и ярким: я нашла того, о ком, если не мечтала, то задумывалась точно. Крисс делал всё для меня и только для меня, обожал и любил всеми фибрами души, и постоянно это показывал, что мне безумно нравилось. Да и какому Доминанту не понравится то, что его Сабмиссив чуть ли не жизнь готов за него отдать? Покажите мне такого? и я рассмеюсь ему в лицо, потому что это глупо. Слишком глупо.
Как я уже говорила, всё было прекрасно до одного момента.

- Я так больше не могу, Ная. Я должен тебе сказать, я не могу это скрывать. Вчера я... я поцеловал Криса, это...это было случайностью, детка, я не знаю как это получилось. Но я знаю, что так нельзя, поэтому ты должна сделать это...

Я как-то говорила, что жизнь - шлюха неблагодарная. Видимо, эта сволочь решилась отыграться на мне за все мои прегрешения в молодости [на которые я, кстати, имела полное право]. Это был как удар под дых, болезненный такой удар по живому, по тому, что я действительно прикипела к этому кудрявому парню. И тут он под воздействием алкоголя [напомню, проделки генерала алкоголя никогда не являлись оправданием для сабмиссивов] целует  другого  сабмиссива - Криса Колфера, моего коллегу, от голоса которого меня частенько передергивает и тянет в туалет прочистить желудок. В моей голове не укладывалось лишь одно: Как он только посмел поступить так. А ещё эти его слова "ты должна это сделать". Да после такого, милый, я просто зареклась это сделать, и поверь - я не знаю насколько тебе будет хреного после этого.
Я долго раздумывала над тем, каким же пыткам или наказаниям подвергнуть его за такое грубое, непростительное преступление. В сотый раз пожалев, что мир Гарри Поттера не реален, и я не смогу отделаться одной "сектусемпрой" и парой "круцио" - я коротко ответила, что жду его сегодня у себя в загородном доме.

Звонок в дверь. Второй. Третий.
Да какого чёрта? Этот мальчик так бежит на свою верную погибель? Что ж, я не стала заставлять его ждать, затягивая свой халат потуже, я подошла к двери и резко открыла дверь. Передо мной стоял он, опустив свой взгляд вниз, что ж - правильно, хороший мальчик. Мне вдруг резко захотелось одобрительно похлопать по голове, словно собачонку, послушную такую собачонку, которая неожиданно выполнила стандартную команду вроде "сидеть" или "лапу".
- Ты сказала мне приехать сюда, - изрекает он и с осторожностью поднимает глаза. Здравствуйте, Капитан Очевидность - ехидно проносится у меня в мыслях, и я невольно ухмыляюсь им, едва лишь приподнимая края губ.
- Да неужели? - спокойно изрекаю я, внимательно наблюдая за ним, а потом резко и грубо, одной рукой схватив за грудки, буквально затаскиваю его внутрь, после чего отпускаю и крепко запираю дверь.
Разворачиваюсь к нему лицом, замечая едва лишь заметные нотки обеспокоенности или.. страха? Я так и не разобралась, да и мне это нахрен было не надо. При одном лишь его виде в голове всплывают самые ужасные и коварные пытки и наказания. Спасибо святой инквизиции и садо-мазохистическим наклонностям сознания.
- Милый мой, - спокойно произношу. С кошачьей грацией медленно подхожу к нему, и ласково провожу по щеке ладонью, нежно касаясь пальцами подбородка и переходя к шее, плавно скользя к затылку, запуская руку в кудрявые волосы, словно давая призрачную надежду на то, что пытки сегодня не будет.
Если ты подумал именно так, то прости, мальчик. Я не прощаю измен. Тем более измен с такими же отбросами общества.
Я сжала кулак на затылке, стискивая пряди мягких волос, заставляя его поморщиться от боли и запрокинуть по инерции голову назад.
- Плохой мальчик задумал изменить своей Доминантке, да, милый? - убийственным тоном произношу я ему на ухо, изредка едва касаясь того губами и буквально обжигая дыханием. - За свои ошибки надо платить. Эта дорого тебе обойдётся. Теперь я поиграю с тобой в игру. - я отпускаю его волосы и скольжу ладонью к шее парня. - И ты не посмеешь отказаться.